Югославская трагедия  - Леонид Млечин

Вдова Мира Маркович высказала мнение, которое оказалось решающим:

— Если бы решение зависело от меня, я бы предпочла похоронить его в родном городе Слободана, чтобы он лежал рядом с матерью.

Так и было сделано.

16 марта, в четверг, власти города Пожаревац разрешили похоронить Слободана Милошевича во дворе его дома. Поначалу планировалось похоронить его на городском кладбище, рядом с могилой матери. Но Мира Маркович попросила закопать тело мужа в землю у дома, под старой липой, где в 1965 году он впервые ее поцеловал и сделал предложение.

Демократическая оппозиция Пожареваца не участвовала в заседании городского совета. Решение приняли депутаты от Социалистической партии, партии радикалов, чей лидер Воислав Шешель сам сидел в тюрьме в Гааге, и партии «Сила Сербии» банкира Боголюба Карича. Эти же депутаты объявили субботу, 18 марта, днем траура в городе.

В Белграде гроб с телом Милошевича выставили в здании музея революции «25 мая» (день рождения создателя социалистической Югославии Йосипа Броз Тито). Прощание продолжалось три дня. В субботу, 18 марта, гражданская панихида прошла на площади Республики перед зданием парламента. Собралось, по подсчетам полиции, примерно пятьдесят тысяч человек. Молодых лиц практически не было, с ним прощались в основном пожилые люди, которые когда-то сделали его президентом страны. Выступали руководители его бывшей партии и российские посланцы. Геннадий Зюганов сказал, что Милошевича убили.

В Москве в аэропорту Шереметьево журналисты надеялась увидеть Миру Маркович, отправлявшуюся в Белград. Но на похороны не приехал никто из ближайших родственников Милошевича. Брат Борислав, бывший посол, не оправился после операции. Вдова и сын боялись уголовного преследования. Дочь не приехала в знак протеста — к ней не прислушались относительно места захоронения.

Российские журналисты писали, что сербские власти в страхе — боятся, что сербы воспользуются похоронами Милошевича и сметут нынешнюю власть. И лишь в «Комсомольской правде» в подборке материалов о смерти Милошевича появилась крохотная заметка под рубрикой «Взгляд из Белграда» и под названием «А сербы не горюют…»:

Наш соотечественник Илья Горячев прокомментировал по телефону, как в самой Сербии отреагировали на смерть экс-президента:

— Сербы в целом по Милошевичу не горюют. Наоборот, жалеют, что судили его не там и совсем не за то. Не могут простить ему, что сдал Косово. В Белграде видел только, как полсотни бабушек принесли цветы к офису партии Милошевича. А так, народ потрясла только новость, что Слободана хотят похоронить в Москве. СМИ поговорили об этом сутки, а потом все как-то затихло.

Политическая смерть Слободана Милошевича наступила задолго до его физической кончины. В нашей стране он, пожалуй, считается героической фигурой, защитником родины от внешнего врага. Поэтому его жизнь и смерть заслуживают подробного рассказа. Тем более, что его страна, Югославия, распалась почти одновременно с Советским Союзом. И югославская трагедия нам близка и понятна.

Кровопролитие в Югославии возвращает нас к одному и тому же вопросу: где корни трагедии, почему там началась война, которая продолжалась несколько лет? Каждый выстрел, звучавший на территории бывшей Югославии, эхом отдавался в России, от которой требовали присоединиться то к одной, то к другой стороне.

Я был свидетелем самых драматических поворотов этой совсем недавней истории, наблюдал за всеми главными действующими лицами югославской трагедии и успел увидеть то, что почти сразу стало историей.

Я впервые увидел Слободана Милошевича в феврале 1993 года и беседовал с ним. Президент Сербии терпеть не мог журналистов, старался с ними не встречаться и не давать интервью, но в тот момент сделал исключение для группы российских редакторов газет и журналов. Слушая президента, я делал пометки в блокноте. Записи сохранились.

— Я не фанатик, — говорил нам Милошевич. — Я не националист. Национализм — это катастрофа для политики в конце двадцатого века, что неминуемо ждет хорватов.

У президента Сербии холодное, пухлое, надменное лицо барина, вздернутый подбородок упрямца, зачесанные назад волосы. Милошевич редко улыбался и походил на наших былых партийных руководителей. Главной внешнеполитической проблемой для Сербии были в тот момент отношения с соседней Хорватией.

— В Хорватии существует тоталитарно-националистический режим, — объяснил свою позицию Милошевич. — Это ясно всему миру, но Загреб все равно получил поддержку.

— Как же Белград намерен вести переговоры с хорватами, если глава Сербии пользуется такими сильными выражениями?

— Ну, наши дипломаты таких слов не употребляют.

Вопросы отскакивают от Милошевича, как резиновый мячик от каменной стенки. Мало видел я таких холодных и безразличных людей. Он помешивает виски в своем стакане, наблюдая за тем, как подтаивает лед. Сделав большой глоток, посылает секретаря за коробкой сигар. Секретарь бежит на полусогнутых.

Президент Сербии чувствовал себя вправе отчитать Россию:

— Мы не ожидали, что Россия поведет себя столь необъективно и станет участвовать в геноциде сербского народа. Это позор для России. Лидеры России не должны были соглашаться с введением эмбарго и блокадой Югославии.

Напомню, это было начало 1993 года. Слободан Милошевич исходил из того, что администрация Ельцина трещит по швам, отступает, поэтому ставку надо делать на оппозиционные силы. Впрочем, Милошевич все годы пренебрежительно относился к российскому президенту и демонстративно дружил с его политическими противниками.

— Те, кто сегодня пытается поставить на колени сербов, завтра доберутся и до России. Мы ожидаем от России, что она вспомнит о чувствах, которые нас всегда связывали.

И тут Милошевич вдруг сделал комплимент американскому президенту:

— Идея военной интервенции, которая обсуждалась в Соединенных Штатах, — авантюра. Билл Клинтон, который всегда боролся за мир, это понял и занял разумную позицию.

Неожиданный комплимент президенту Клинтону, похоже, был сигналом к тому, что президент Сербии не прочь переориентироваться на Запад, если последний сменит гнев на милость. Так и происходило несколько раз на протяжении долгой карьеры Слободана Милошевича. Трезво оценивая внешнюю политику Милошевича, понимаешь, что он всегда стремился к тесным отношениям с Западом, в особенности, с Соединенными Штатами. Однако он не мог себе этого позволить, потому что внутреннюю политику строил на крайнем национализме.

Тогда в феврале 1993 года никому из нас не было дано увидеть будущее. Но увиденное в Югославии произвело настолько сильное впечатление, что я многие годы следил за тем, что происходило в этой стране. Ничто не было предопределено. Судьба южных славян могла сложиться иначе. Три человека, каждый из которых сделал карьеру на национализме и на войне, определили судьбу народов распавшейся Югославии: бывший высокопоставленный функционер Коммунистической партии Слободан Милошевич, ставший президентом Сербии; бывший генерал Югославской народной армии Франьо Туджман, ставший президентом Хорватии; бывший заключенный Алия Изетбегович, президент Боснии и Герцеговины.